Размер: 1065 слов
Пейринг: Бокуто/Акааши
Жанр: романс
Рейтинг: PG-15
Выбранная тема: 2. Десять минут на <...>
читать дальшеДесять минут – более чем достаточный срок, чтобы произвести первое впечатление.
Знакомьтесь, Акааши Кейджи: сто восемьдесят два сантиметра амбиций, семьдесят килограмм рационального прагматизма, шестнадцать лет тренировок подачи себя в наилучшем свете. Способность умножать в уме пятизначные числа, любовь к национальным историческим фильмам и музыкальный слух прилагаются опционально.
Знакомьтесь, Бокуто Котаро: сто восемьдесят пять сантиметров непосредственности, семьдесят восемь килограмм чистой энергии, восемнадцать лет в роли главной королевы драмы на площадке. Бонусом идут детская доверчивость, детский же эгоцентризм и ухмылка голодного волкодава, когда ее обладатель входит в раж.
Но это сейчас. А тогда...
За десять минут Акааши успевает переговорить с тренером, объяснить свой перевод в Фукуродани, познакомиться с командой, взять у менеджеров расписание тренировок, отдать свой первый пас.
За десять минут Бокуто успевает ураганом ворваться в спортзал, возвестить всех о своем появлении раскатистым «хей-хей-хей», напугать Сакуруи, споткнуться о собственноручно брошенную на проходе сумку, похлопать по плечам всех, кто не успел увернуться, принять два паса – от Конохи и Вашио – и вколотить мячи в пол с такой силой, что эхо еще несколько секунд гуляет по залу. И все это – еще до того, как он переодевается. До того, как он замечает Акааши.
Акааши сглатывает.
Бокуто Котаро шумный, подвижный, яркий настолько, что устают глаза. Совершенно непредсказуемый.
Кошмар. Хуже и быть не может. Из всех асов, с которыми Акааши предпочел бы иметь дело, Бокуто Котаро – последний в списке. Полная противоположности идеалу.
Так думает Акааши до того, как Бокуто все-таки замечает его.
* * *
– Десять минут, – обещает Бокуто. – Мы разнесем их за десять минут, или я не лучший доигровщик всех времен и народов, ас из асов, стратег из стратегов!
– Ну началось, – усмехается и подмигивает Коноха, перехвативший взгляд Акааши.
Бред какой, – думает Акааши.
Он же не всерьез, – думает Акааши.
Кто-нибудь, скажите ему, – мысленно просит он.
Играют в один сет, Фукуродани громит Убугаву за девять минут сорок шесть секунд со счетом двадцать пять – семь, из которых Бокуто лично набирает восемнадцать очков. Немыслимо.
Коноха встает по правую руку Акааши, задумчиво смотрит на Бокуто, перекрикивающегося с капитаном соперников, и говорит:
– Иногда мне начинает казаться, что все его выходки – это такое альтернативное проявление гениальности, – он фыркает, но взгляда от Бокуто не отводит. – Аж бесит.
Бесит, – мысленно соглашается Акааши.
Бесит и завораживает.
– Это потому что у нас лучший в мире сеттер! – доносится до него очередная часть сентенции, вся суть которой, по мнению Акааши, сводится к лаконичному «выкусите!».
В этом Бокуто весь. Оскорбляй и хвали одновременно, искренне не замечая за собой ни того, ни другого.
* * *
Уже через десять минут на солнцепеке у Акааши начинает кружиться голова. Полдень, на небе ни облачка, воздух дрожит над крышей спортзала.
Определенно, во всем виновато солнце, – решает он, когда ловит себя на бесстыжем разглядывании потягивающегося Бокуто: прилипшей ко лбу прядки, шеи и ключиц, сильных рук и пятен от пота на футболке.
Хуже всего то, что Бокуто замечает его внимание. Замечает и падает на траву напротив, не боясь ушибить колени.
– Почему бы тебе не поцеловать меня? – дразнит он, заглядывая в лицо глазами щенка – выросшего, но так и не повзрослевшего.
Акааши искренне хочется провалиться сквозь землю. Хочется накрыться ладонью – отнюдь не потому, что его скулы сейчас наверняка цвета солнца на флаге. Хочется спросить «Серьезно? Берете меня на понт?». Еще ему – к собственному бесконечному удивлению – действительно очень хочется поцеловать это чудовище, но...
Акааши так и поступает.
– Очуметь, – сипло выдыхает Бокуто, когда они отстраняются.
Теперь он тоже заливается краской, а на его щеках появляются ямочки.
* * *
В совместном тренировочном лагере Акааши знакомится со второй половинкой дуэта «Охохо». Бокуто и Куроо похожи на стихийное бедствие, растащить их удается только свистком, а воспринимать всерьез – невозможно вовсе.
– Так что, – ухмыляется Куроо, пихая плечом Бокуто, – обретенный принц забрал не только твое сердце, но и мозги?
– Коноха говорит, что человек с прической, как у тебя, не вправе давать советы на личном фронте, – отмахивается Бокуто.
– Ах, Коноха говорит...
Акааши принимает единственно верное решение в сложившейся ситуации: он притворяется, что эти двое для него не существуют.
И когда он остается наедине с Куроо в столовой, а Бокуто все еще задерживается в душе, Акааши ожидает очередной порции подтруниваний и хохм, но Куроо удивительно тих и спокоен, занятый своим ужином. Только Акааши все равно чувствует на себе его любопытный взгляд.
Десять минут – ровно столько длится тишина между ними, пока Акааши не сдается первым:
– Мне следует ожидать речи в духе «если ты обидишь моего друга, твое тело не опознают»?
Куроо давится рисом, кашляет, запивает водой и изумленно смотрит поверх краев чашки. А потом говорит – спрашивает совсем не то, чего Акааши ждет:
– Ты читал Бредбери?
К моменту, когда Бокуто, наконец, присоединяется к ним, они успевают обменяться логинами скайпа и впоследствии не раз созваниваются, чтобы обсудить задания по зарубежной литературе или прочитанное на досуге.
Однако самое первое сообщение, что получает Акааши по возвращении из лагеря, гласит: «если ты обидишь моего друга, твое тело даже не найдут».
* * *
– Нам выходить через десять минут, – сообщает Бокуто.
В голосе звучит намек и глубокое осуждение, которые совершенно не вяжутся с тем, что сейчас он сидит на столе, скрестив лодыжки под коленями Акааши, и гладит сквозь рубашку его соски. Те чувствительно ноют и отчетливо выделяются под тонким хлопком, и Акааши следует этим обеспокоиться, но все, что его волнует – это подтяжки.
Будь проклята Широфуку, предложившая отпраздновать выход на национальные совместным культурным мероприятием. Акааши, поначалу так оценивший изменение в планах с раменной на театр, даже не догадывался, что его ждет.
Ему не следовало соглашаться. Как и не следовало поддаваться на уговоры Бокуто пойти вместе только потому, что тот мог заблудиться в незнакомом районе. Навигаторы не вчера придумали.
– У меня есть идея, – говорит Бокуто и, не слезая со стола, выдвигает верхний ящик, в котором вперемешку свалены ручки, тейп, эластичные бинты, разноцветные стикеры, тюбики мази и боги ведают какой еще хлам.
Когда в прошлый раз Бокуто сказал «у меня есть идея», он затащил Акааши к себе в комнату, толкнул его к стене и опустился на колени.
У Акааши отличная память. Акааши хоть сейчас может с точностью до миллиметра представить, где именно его кожа на бедрах расцвечена лилово-алыми метками.
А еще Акааши знает, что на плечах Бокуто, как раз там, где на них ложатся ремни подтяжек, оставленные им, Акааши, царапины. И тугие резинки наверняка сейчас болезненно трут.
Бокуто издает победный клич, хлопает ящиком и начинает расстегивать его рубашку. Снова.
– Бокуто-сан, – без особой надежды, но очень настойчиво зовет Акааши. – Десять минут, – напоминает он.
Бокуто, закусив язык от усердия, разрывает упаковку пластырей и... и заклеивает Акааши соски.
Бред какой, – думает Акааши.
Он же не всерьез, – думает Акааши.
Мы опоздаем, – решает он и тянет Бокуто к себе.